Марк Розовский высказался о смертной казни: «Террор наизнанку»

— Мaрк Григoрьeвич, Тютчeв в oднoм изо oтнoситeльнo пoздниx стиxoтвoрeний писaл: «Мoй дeтский вoзрaст смoтрит нa мeня». Вaм испoлнилoсь 87, нo я прoшу вaс вспoмнить сeбя рeбeнкoм. Кoгдa ваша милость пoняли, чтo нe мoжeтe сущeствoвaть бeз искусствa?

— У Тютчeвa былo другoe дeтствo. Oн нe жил в пoлупoдвaлe, в кoммунaльнoй квaртирe, нe знaл, чтo тaкoe кoридoрнaя систeмa с крысaми в пoмoйнoм вeдрe… Oн нe вeдaл, кaкoй мaт-пeрeмaт стoял нa oбщeй куxнe, кoгдa пытaлись узнать. Ant. скрыть, ктo из шeстидeсяти сoсeдeй плюнул в чью-тo кaстрюлю; и чтo знaчaт в русскoм языкe слoвa «примус», «кeрoсинкa» и «кeрoгaз»…

Мoжнo мнoгoe вспoмнить изо военной нищеты тогдашнего быта — хоть бы, момент, когда я потерял хлебные карточки ровно по дороге в булочную и как боялся порки ремнем из-за это «преступление», но мамашечка только обняла меня, увидев мое заплаканное харя… И промолчала. Ни слова упрека — и сие запомнилось на всю биография!..

Ее ласка восполняла из себя безотцовщину, в которой я рос, — родоначальник загремел на 18 полет в сталинские лагеря и ссылки… Мамунька что делала? Она водила меня, кроху, в московские театры — в Малом я смотрел «Горе ото ума» с Царёвым, у Таирова в Камерном театре я помню «Раскинулось множество широко» с Кенигсоном, во МХАТе, вестимо же, «Синюю птицу», в Еврейском театре «Фрейлехс» с Зускиным и Михоэлсом, в Центральном Детском — «Два капитана» с Михайловым и ёлки, ёлки, ёлки в Колонном зале, — сие все незабываемо по данный день и, вероятно, зарядило мою детскую душу великим театральным светом.

При всем том вовсе не театр был главным накопителем мои «я», а книги. Я много читал. Нате уроках химии — Жюля Верна, а получи и распишись уроках физики — Тургенева… Поди (уж), поэтому в отношении математики я вырос полнейшим идиотом. В библиотеки выступать ленился, но в книжный лабаз в Столешниковом переулке протоптал возьми асфальте свою дорожку. Получай скудные копейки, сэкономленные после счет завтраков, я покупал масса изданий. И жадно глотал буквы, тысячи тысяч букв. Моя домашняя ленинка и сейчас ломится, в ней застряли книжки мои детства, они старые и потертые, да дороги мне чрезвычайно… Родимая матушка не раз твердила: «Не отвлекайся получи и распишись пустое!» Этот ее альт я до сих пор недурно слышу, честное слово!

— Вспомните родной первый учебный день — предположим, в МГУ или на Высших курсах сценаристов и режиссеров. Кого вас считаете самым великим своим учителем?

— Получай журфаке МГУ, куда я поступил в далеком 1955 году, в первые житье-бытье нам дали диктант особой сложности. Я получил «трояк». Многие остальные — «колы» и «пары», сделав по мнению тридцать-пятьдесят ошибок. Хотя (бы) медалисты!..

Это была специальная диверсия, чтобы показать нашу неправота, сбить эйфорию поступления в заведение. То есть нам, круглым счетом сказать, намекнули, что наша сестра отнюдь не в полной мере владеем русским языком и в сношения с этим должны по завету Ильича «учиться, долбить и учиться»! Очень, надо признать, правильная педагогика. Может водиться, поэтому, когда я читаю вопиющие неграмотности в Интернете, меня передергивает!

Что такое? касается Высших сценарных курсов — преподавание на них была высшим счастьем, как ни говори нашими лекторами были гениальные сыны) Адама: Шкловский, Габрилович, Тарковский, Козинцев, Трауберг, Блейман, Ромм… Надлежащее) время, рекомендации мне и Юре Клепикову (в будущем спирт станет лауреатом Государственной премии) дали Егор Нагибин, Михаил Калатозов и Гуля Урусевский… Общение с каждым с них было подарком судьбы.

Который мои учителя? Товстоногов в режиссуре и Арбузов в драматургии. Сие если не считать такие фигуры, ровно Райкин, Чарли Чаплин, Феллини, Мишука Чехов, Станиславский, Мейерхольд, у которых я, автодидакт, учился заочно. Многому меня научили семейный круг друзья — Алька Аксельрод, Илюша Рутберг, Виталий Славкин, Гриша Горин… Я чту Олега Ефремова, Петра Фоменко, Анатолия Эфроса, Бандероль Захарова — они ушли, однако профессиональная мистическая связь с ними продолжается. Многих, простите, маловыгодный назвал.

— Какую свою постановку считаете самой важной ради все десятилетия творческой деятельности? Который-нибудь спектакль лучше других рассказывает иностранцам о русской душе? Великорусс театр, по вашему мнению, сие лучший «посол» России в мире?

— Да, это «История лошади». Симпатия была нашим «послом» и получи и распишись Бродвее, и в Национальном Лондонском театре, и до сих пор, по-моему, в десятках стран… Достойно прежде всего Толстого. Однако и Чехов «У Никитских ворот» был бы нужен в каждый точке мира. Мечтать безвыгодный вредно. А еще это «Капитанская дочка» и с последних — спектакль по стихам Бродского и «Голос отца» объединение Платонову… Но вообще-так не мне судить. Я поставил вблизи двухсот театральных опусов. Сие, представьте, двести моих детей — какой-никакой ребенок лучший, пусть разбираются толпа и критика. Мне же для эту тему лучше прикусить!

— Театр может служить инструментом борьбы с терроризмом и другими формами проявления зла? Как по команде Пушкину гений и злодейство — двум вещи несовместные. А настоящий очевидец и злодейство четко находятся в разных системах координат?

— В наше времена, легко заметить, именно театральные пространства что становятся местом, где мировое гневно устраивает кровопролитные дьяволиады и демонстрирует свою пещерную рудиментарность. Но цивилизация может толкать(ся) попрана, культура — никогда. Знаете, я не откладывая перечитываю Чаадаева — друга Пушкина. Сие был грандиозный русский мудрец, в наше время, мне как будто, недооцененный. У него есть просто-напросто два слова, которыми дьявол определяет душу нашего человека, — «правота сердца».

Гибельность в том, что среди населения Поместья появились нелюди, они а существа бессердечные и поэтому озверевшие… Они со своей «правотой» становятся террористами, интересах которых нравственный закон маловыгодный писан.

В этом же смысле смертная самоказнь есть не что иное, (языко «террор наизнанку». Нам не мочь уподобляться дикарям и сволочам. Хотя… Должно быть исключение ради военных преступников, которых недурно уничтожать по законам военного времени. Обаче, и тут необходимо соответствующее право, направленное на защиту человечности. Насилие на самом деле слаб и позорен, потому как человек рождается для жизни, а приставки не- для того, чтобы уйти (от нас.

— Остается ли у вас впоследствии всех именинных и театральных дел продолжительность на подготовку новых книг? Трехтомник вашей драматургии вышел, поджидать ли новинок?

— Только кое-что, буквально неделю назад, вышел узловой том нового моего трехтомника «Режиссура. Питомник. Метод. Практика», в котором я пытаюсь т. е. свой личный опыт просуммировать (сейчас мне 87 парение, из их 66 я занимаюсь искусством театра, ставил в студии «Наш дом», в БДТ и кайфовый МХАТе, на эстраде, бери телевидении и в Театре «У Никитских ворот», преподавал в ГИТИСе, Институте Русского театра, немедленно у меня актерский курс в ИТИ имени Кобзона), манером) и поделиться своим пониманием системы Константина Сергеевича Станиславского, метода Всеволода Эмильевича Мейерхольда, других мастеров — безо этой базы нет великого русского театра, сочетающего гипогенный психологизм, поиски смыслов и форм со стихией зрелище. Второй том надеюсь полететь в этом году, третий — в следующем… (языко вы понимаете, это сут важное, хочется успеть…

— Важное, хотя не главное?

— Да. Содержание — наш Театр «У Никитских ворот».

Комментирование и размещение ссылок запрещено.

Комментарии закрыты.