О «последнем советском писателе» замолвите слово

Тoлькo нe зaзнaвaйся! Мoй вeртикaльный взлeт вызвaл сдeржaннoe нeгoдoвaниe кoллeг и дaжe эпигрaммы:

Гляжу нa Пoлякoвa Юру. В кoридoрe рaзoйтись с ним мoжнo былo лишь нырнув в кaкoй-нибудь кaбинeт. Жeлaвшиx снять кaртину былo нeскoлькo, нo xудсoвeт «Лeнфильмa», купивший сцeнaрий, oстaнoвился нa Сeргee Снeжкинe, кoтoрый ни дня нe был в кoмсoмoлe, нa пeрвoм курсe ВГИКa жeнился на мексиканке (вызов по тем временам!) и буквально с младых ногтей причислял себя к идейным антисоветчикам. Когда перед съездом писателей СССР обсуждали состав высшего органа — будущего секретариата, мудрый Георгий Мокеевич Марков, увидав в списке секретарей и мою фамилию, сказал:

— Вы что, совсем хотите парню жизнь испортить! Последняя сцена фильма еще более символична: похищенное знамя (которое в повести проходит как одна из многих художественных деталей) найдено, и Шумилин несет его ночью по безлюдному Ленинграду. Если в повести основная тема — проблема морального выбора героя, его внутренний конфликт с самим собой, то в фильме Снежкина коллизия решена иначе: это история законченного карьериста, увиденная глазами неравнодушного художника. — Он посмотрел на меня с внимательной усмешкой раскройщика судеб. Снежкин расчеловечил Шумилина, сняв фильм, на идейно-художественном уровне подтверждавший его личное убеждение, что советская власть не имеет права на существование. Остается добавить: в те далекие годы известный писатель занимал в кремлевской табели о рангах очень высокое положение. Он был настолько толст, что на самолет ему брали два билета: в одном кресле не помещался. Переделывая литературный сценарий в режиссерский (такова была принятая технология), Снежкин ссылался как раз на то, что у кино свои законы и свой язык, который намного грубее литературного, а потому для него больше подходит «черно-белый» формат. Было и практическое объяснение столь массовому вступлению в комсомол: для подачи заявления во многие вузы страны от абитуриентов требовалась комсомольская характеристика, а в ограниченный контингент, воюющий в Афганистане, не брали добровольцев без рекомендации комсомольской организации. «Как-то я пришел в наше литературное министерство — Союз писателей СССР, расположенный в «доме Ростовых» на улице Воровского (теперь Поварская), — вспоминает Поляков. Но прежде почти не замечавший меня литературный генерал остановился, хитро улыбаясь, поманил пальцем-сарделькой и спросил:

— Знаешь уже? Судьба «ЧП…», после стольких лет неопределенности, наконец сложилась удачно: в том же году повесть появилась в молодогвардейском сборнике «Категория жизни», составленном Эрнстом Софроновым. И меня гуманно понизили — переместили в правление. Тогда слушай: вчера Михаил Сергеевич хвалил твое «ЧП…» на Политбюро. Поляков показывал в повести, что за дебошем в райкоме стоит драма старшеклассника, которого оскорбили в лучших чувствах, походя, по формальному признаку не приняв в комсомол, куда он вместе со всеми стремился. — Ладно-ладно, скромник! Ленин, Сталин, Брежнев — все писали книги. Тогда, в 1988-м, фильм был воспринят на ура. Правда, как уже сказано, вначале на широкий экран его не пустили и пару месяцев устраивали закрытые просмотры, ну а потом настало время длинных очередей в кинотеатры…» Иду и вижу: мне навстречу по узкому коридору, подобно тугому поршню, движется второй человек в СП СССР Юрий Николаевич Верченко. Теперь, когда литературное сообщество превратилось в нечто среднее между профсоюзом бомжей и клубом вольных графоманов, понять степень моего возвышения трудновато. Активен — этим и хорош. А в 1987-м в Театре-студии Олега Табакова была поставлена инсценировка «ЧП…» под названием «Кресло» с Михаилом Хомяковым, Алексеем Серебряковым, Ириной Апексимовой и Мариной Зудиной в главных ролях. Но режиссера Снежкина волновало совсем другое. «Ждите!» — говорит он, подмигивая портретам. Понадобилось немало усилий, в том числе и «ЧП районного масштаба» (прежде всего в театральной и киношной версиях), чтобы десятилетиями нажитый авторитет комсомола поколебать. Куда ты, комсомолец, прешь!»

Осенью 1986-го Юрий узнал, что за «ЧП…», вызвавшее такое сильное раздражение у властей предержащих, в том числе у комсомольского начальства, ему присудили премию Ленинского комсомола. У него Шумилин спьяну останавливается у портретов членов Политбюро, которые имелись тогда во всех городских районах, и, глядя на лики небожителей, представляет себе еще один портрет: видит себя, с благородными сединами и Звездой Героя Соцтруда. — Кажется, мне надо было оформить документы для заграничной командировки, о чем прежде и не мечталось. Правда, с тех пор не просто утекло много воды — автор и режиссер заняли позиции в противоположных идейно-политических станах, и, возможно, поэтому театр не любит вспоминать о спектакле, шедшем тогда с аншлагами. Так понятнее? А как же! Нынче это место принадлежит медальным спортсменам и ночным мотоциклистам, прикрепившим к рогатому рулю наш триколор. «…С выходом «ЧП…» и «Работы над ошибками» писательское начальство обратило внимание на талантливого молодого автора и принялось его продвигать. Известие застало его в доме творчества «Гульрипши» под Сухуми. — Я замотал головой, изображая послушное смущение, которое так нравится начальству. Это наглядно показано в эротических сценах, с женой в спальне и любовницей на кухне, вызвавших особый интерес у не избалованного эротикой советского зрителя. Потом не раз я встречал в жизни этот примерочный взгляд начальства, выбирающего очередного кандидата на выдвижение. Чтобы люди, забывшие или по молодости лет не знающие номенклатурных раскладов, поняли, о чем речь, могу дать подсказку. Что я и сделал. — Не знаешь? фото: Наталья Мущинкина

Предлагаем вниманию читателей отрывок из книги «Последний советский писатель».

Комментирование и размещение ссылок запрещено.

Комментарии закрыты.